Наверное, рисовать можно и не пальцами.

Обычно, когда я что-либо рисую, то целиком занят этим процессом. А тут вдруг появилась мысль: "А что, если?.." Идея была настолько неожиданной, что я невольно вздрогнул, вместо планируемой загогулины мазнул прямую, и у зверя зад стал плоским и совсем непохожим ..на такой, каким именно должен быть настоящий звериный зад. И все из-за хвоста.

Я поплевал на пальцы левой - почти чистой от краски - руки и быстро стал исправлять. Нельзя отвлекаться. Нельзя торопиться. А надо быстрее, потому что скоро вернутся зрители. И самый главный зритель. Как бы его назвать, главного зрителя, от которого все зависит? Было бы какое-нибудь отдельное слово, чтобы было сразу понятно.

"Вождь" - это всем сразу понятно. Но это для племени. А самый главный зритель?

Скажет он короткое "кхе", словно камень на орех бросит, а рот расплывется в довольной усмешке. Это хорошо, значит - годится. Значит, в работе есть сладкая сердцевина, как в орехе. А может и промолчать. Глаза его будут недовольно выглядывать из своих пещер, а толстые и сильные пальцы станут громко чесать волосатое пузо. Это плохо, но не страшно. Страшно - когда кричит, награждает тычками и оплеухами и лишает еды.

Один раз даже краски все отобрал. Когда я нарисовал Духа любви у лежбища главного зрителя и не выполнил его пожелание относительно некоторых размеров. И исправлять отказался. И после уговаривающих подзатыльников. Это был первый и последний раз, когда он что-нибудь заказывал. Вот куда только вождь дел краски, непонятно. После, когда поел, отлупил двух жен и сына, походил по окрестностям, делясь дурным настроением с остальным племенем, вернулся, еще раз поел, словом, когда успокоился немного, сказал, что съел.

С него станется, но... Краски совсем невкусные, а некоторые даже очень горькие. Как теперь сделать краску того замечательного и не передаваемого словами оттенка? Ведь кустарник, из сока которого она получается, здесь не растет.

Отвлекая себя подобными привычными рассуждениями, я закончил рисовать. Отойдя на несколько шагов, посмотрел на свое творение. Немного наспех. Немного не рассчитал с рогами - один залез на место скола. И линии могли быть тоньше и, пожалуй, точнее. Но это вижу только я, а главный зритель будет смотреть на общий план. Поймет ли он замысел, будут ли сегодня "кхе" и завтрак? До той красоты также далеко будет, как до звезд в морозную ночь...

И я нарисовал картину еще раз - в голове и в движении. То было чудесное утро, когда в тщетной надежде отыскать свои краски набрел на поляну. Оглядываясь по сторонам, шел медленно и потому тихо, - звери не услышали меня. А я, увидев их, замер на месте. И моя рука, тянувшаяся за кисловатой ягодой, повисла без движения. На поляне были не звери - Духи зверей.

Красивые и грациозные, они выглядели невероятно в молодых лучах утреннего солнца. На зеленой траве поблескивали капли холодной росы, слабый ветер едва покачивал ветки деревьев, а звери танцевали. И сухому пеньку станет сразу понятно - танец этот про любовь, и все случайно попавшие на поляну в нем участия не примут. Потому я и не стал долго смотреть. Чего доброго, самец учует или услышит меня. Успею ли ему тогда растолковать, что я не конкурент и "а давайте я вас нарисую?"

Тогда, наверное, я и обратил внимание на хвостики зверей. Ветками и палками мне рисовать не так удобно, как рукой; длинные пальцы как будто созданы для этого, может потому они и не умеют правильно держать копье. А вот хвостик, если его обмакнуть в краску, может дать интересный узор. В то чудесное утро мысль только родилась, даже не мысль еще, а только хвостик ее - дразнящий и обманывающий, но жалеть не о чем. Не попросить ведь хвост у зверя на время, чтобы проверить.

Охотники вернулись очень скоро. Недовольные, немногословные, что случалось в последнее время все чаще. Две птицы и несколько яиц - это не добыча, а издевательство. Поэтому я не торопился появиться на глаза вождю, пережидая грозу. А через время выяснилось, что можно не опасаться за зверей на стене. Потому что их с собой не заберешь, а мы уходили. Гроза в последний раз сверкнула молнией - ни в кого. Известно, что вождь своего решения не меняет, а на сборы времени дал тоже немного - пока он немного успокоится. Ну и пока птиц ему приготовят.

Шли долго. Шли вдоль хребта, не заходя далеко в лес. Мужчины держали наготове оружие и настороженно поглядывали по сторонам. Женщинам было проще - они несли нехитрые пожитки и маленьких детей и думали мало. Я нес краски и обгоревшую шкуру - подарок одного охотника. Иногда отставал, потому что думал много. Так понятное желание людей найти богатый край. Нарисовать бы.

Когда Дух солнца закончил свое небесное дежурство, остановились. Признаться, даже если бы Дух луны уступил свою смену, далеко бы мы не ушли, посколько большинство едва волочили ноги. После непродолжительных поисков неподалеку друг от друга нашлись две большие пещеры, в которые тут же и заселились. Женщины занялись кормлением Духа огня, проспавшего всю дорогу. А я оглядел пещеру.

Скорее всего, сказал я себе, здесь мы останемся на какое-то время. А голые стены - это нехорошо. Я попросил прощения у Духа огня, взял из костра уголек и задумался. У пещеры должен быть свой Дух - незлой, маленький. Я решил, что нарисую его в виде какого-нибудь животного, чтобы и ему было приятно, и люди видели его, здоровались, радовались. Все-таки новое место.

И на удивление справился быстро, только пришлось взять еще один уголек, чтобы уши закрасить. И, конечно, длинный хвост - удался. Дух стоял на задних лапах и улыбался своим гостям.

Только вождю не понравилось. Он потребовал, чтобы я нарисовал завтрашнюю охоту. Как вождь лично наносит смертельный удар большому пигу. Я подчинился и снова не угодил. Оказывается, вождя надо было рисовать не в масштабе, а еще более высоким и мужественным, чтобы зверь от одного вида вождя замирал от страха. Примерно как я.

И чтобы я лучше осознал свои непростительные ошибки, меня лишили и скудного ужина. Ну да, кому-то же надо быть самым большим. Ну да, еще про себя подумал я, если бы не копье в руке, не каждый бы нашел на картине, где вождь, а где пиг.

Я отошел к своей первой работе. Духу пещеры, конечно, жаловаться на жизнь нельзя. Нельзя при нем думать плохо о вожде, которого только одного надо рисовать непропорциональным гигантом. Зато, глядя на широкую улыбку большого и доброго мауса, нельзя было удержаться от ответной улыбки. Дети точно должны оценить.

Ну и задорный хвостик, конечно.